Векослав Лубурич
Мало таких людей, как Лубурич, а народы, которым выпала честь иметь их в числе своих героев, должны гордиться, потому что они смогут преодолеть любые трудности.
Падре Олтра
Если бы меня повесили вместе с Тито, да так, чтобы между нами висел Ранкович, я бы не сожалел, потому что это было бы, по крайней мере, справедливо. И хорватский народ не будет счастлив, пока не увидит всех нас повешенными.
Сабж
Векослав Лубурич (Макс, рас. хорв. general Drinjanin, рас. серб. Jасеновачки месар, рас. панъевроп. Maximillian Soldo, рас. исп. El Polaco, Vicente Pérez Garcia) — готский расовый хорват из Герцеговины, эффективный менеджер, профессиональный садист, добрый католик, витез, генерал, партизан, террорист, крестоносец, почётный сиделец, лидер эмиграции, многодетный отец-одиночка, говорец ртом, военный преступник и просто няша. Короче говоря, второй (после Анте Павелича) бандеровец всея Хорватии.
Во время Второй Мировой Войны — начальник службы управления концлагерями и карателями в Независимом Государстве Хорватия, которая почему-то называлась «Усташеской обороной».
Предыстория одной мести
В Королестве Сербов Хорватов и Словенцев, со временем мутировавшем в Югославию, сербы, будучи господствующей расой, вели себя не вполне корректно с местным населением и даже забанили несколько национальностей типа черногорцев, македонцев и бошняков. Хорватов и словенцев забанить было нельзя, бо они были прописаны в названии государства, поэтому для них огородили специальные анклавы, за пределами которых все автоматически считались сербами. Особенно люто доставалось Боснии и Герцеговине, где жила хуева туча самых разных национальностей. Результат немного предсказуем.
Сабж родился в Герцеговине в 1913 г. Переход от деревянных игрушек, прибитых к полу, и прочих лишений крестьянского детства к ещё более бесправной юности для сабжа ознаменовался выпилом папы монархо-фашистской диктатурой. Представителям власти стало сильно интересно посмотреть, что будет, если Лубурича-старшего подвергнуть водным процедурам на свежем воздухе, а он, несознательный, возьми да помре. И тогда Векослав решил мстить. Надо сказать, что по эпичности его вендетта была ничуть не хуже другой, более известной в этой стране, но по размаху, конечно, не дотягивала.
Юный мститель понял, что действовать придётся серьёзно. В 14 лет Векослава выпилили из школы за политическую активность, он затаился и устроился работать офисным планктоном в самых разных местах. В какой-то момент нелёгкая занесла его билетёром на загребский ногомётный стадион, где местные ультрасы накидали ему контактов модной, но по тем временам жутко законспирированной организации усташей. Через год сабж попытался съебать к усташам в Италию, но был задержан на границе. Обладай погранцы даром предвидения, они сразу бы поняли, что перед ними не просто трудный подросток, а настоящий мститель, и, наплевав на права человека, повесили бы сабжа нафиг на первой же иве. Вполне вероятно, что это помогло бы избежать в будущем осложнений сербско-хорватских отношений, описанных ниже. Однако предсказывать будущее погранцы не умели, сочли Векослава обычным малолетним долбоёбом, посадили в обезьянник на три дня за бродяжничество и с позором вернули маме. И всё заверте…
Усташа
В 1931 году сабж пробрался-таки в Венгрию в тренировочный лагерь Янка Пуста, где тогда тусовались расовые хорватские усташи. В том же году он загремел на 5 месяцев в тюрячку, что позволило ему следить за деятельностью товарищей по партии с безопасного расстояния. После отсидки партийная карьера сразу рванула в гору. Через полтора года Векослав был уже лагерным завхозом, работая в паре с новым начальником лагеря, Юре Францетичем, собственноручным выкормышем поглавника. Францетич и наградил Лубурича погонялом Макс, которое сабж использовал всю оставшуюся жизнь вместо основного имени. Есть мнение, что в латиноориентированной усташеской тусовке это был среднетонкий троллинг безродного и внешне неказистого камрада. В общем, с такими друзьями никаких врагов не надо.
Между тем деятельность усташей набирала обороты. Стремились они запилить на территории Хорватии и окрестных земель свою собственную анальную оккупацию, с блэкджеком и шлюхами, но им мешало удобно расположившееся в тех местах королевство Югославия. Усташи хотели было устроить в Югославии Адъ и Израиль, но ресурсов им хватило только на то, чтобы грохнуть короля во время его рабочей поездки в Марсель в 1934. Последовавшая чистка принесла организации огромные, во многом невосполнимые потери: все пойманные усташи были подвергнуты экстерминатусу, лагерь Янка Пуста выпилен к хуям, а не попавшие под выпил бойцы, включая и сабжа, выкинуты на мороз.
В последующие годы сабж, скрежеща зубами, работал живым трактором у одного колхозника под Будапештом, но революционной борьбы не бросал. Закалённый подпольной работой, он окончательно превратился в хорошего, годного маньяка, а также укрепил свой характер и убеждения. Тогда же, передохнув на полчасика от сельскохозяйственного труда и политической деятельности, Векослав настрогал одной местной тян сына.
Концлагеря
В 1941 году Дедушка сотоварищи выпилили-таки сраную Югослашку. Векослав вернулся на родину как раз во времена оные и принялся радостно участвовать в строительстве Независимого Государства Хорватия, перед которым встал вопрос: что же делать с недружественным, расово неполноценным и просто асоциальным населением, заполонившим аккуратные хорватские города и сёла?
Ответ был прост — лагерь смерти! А лучше — целая система, которая и была незамедлительно создана. Созданием пенитенциарной системы НГХ занимался как раз Лубурич, изначально числившийся подавальщиком у старших товарищей, но уже через пару месяцев узнанный, отличённый и назначенный руководителем Третьего Отделения, но не того. Отдельно доставляет, что к вооружённым силам он при этом не имел вообще никакого отношения, а в усташеской системе имел звание, соответствующее капитану. То есть фактически сраный капитан 28 лет был назначен на вполне себе генеральскую должность главы управления госбезопасности и одновременно на другую, как минимум полковничью — управляющего системой концлагерей. Похоже, что это было взвешенное кадровое решение — поглавник тупо поставил на самого отмороженного садиста из партийных.
Теперь Векослав наконец-то мог развернуть вендетту масштабно. Через месяц он запустил своё главное и любимое детище — систему концлагерей Ясеновац. Проект со всеми свистоперделками сабж разработал ещё под Будапештом и пару лет любовно хранил чертежи в надежде, что они таки пригодятся. Оставалось только перенести идею на местность. Учитывая, что строительством лагеря занимались сами заключённые, это тоже не вызвало затруднений.
Ещё через месяц Лубурич съездил в Германию на стажировку, откуда вернулся задумчивый, но окрылённый вдохновением, и взялся за нелёгкое дело концлагерестроительства с удесятерённой энергией.
Всего в НГХ было запилено около двух десятков лагерей, большинство из которых к осени 42 года влились в систему Ясеноваца. Особо выделились:
- Специальный детский концлагерь Ястребарско, где держали детишек с первых дней жизни и до 14 лет. В августе 42-го лагерь был выпилен титовскими партизанами, которым в качестве трофея досталось около 700 детей.
- Стара-Градишка — концлагерь, включавший отделение матери и ребёнка. В первое время поставлял осиротевших детей для Ястребарско. Надзирали за матерями и детьми, в числе прочих, группа католических монашек. Когда в апреле 45-го монашек таки забороли, живыми было обнаружено 6 (шесть) узников.
- Лепоглава — для политических. Лагерь был освобождён в 1943, но вскоре снова восстановлен. В феврале-марте 45-го все заключённые были выпилены самыми различными способами.
Осенью 1942 года Ясеновац посетила с визитом вежливости немецкая делегация. Немцы остались под большим впечатлением от производительности и фантазии ясеновацкой охраны, а сам сабж в своём приветственном слове не без гордости отметил, что за год существования Ясеновац выпилил в Хорватии народу больше, чем вся османская оккупация.
Своих чудо-богатырей (за исключением католических монашек) Лубурич набирал поначалу лично и никогда не давал в обиду. Если, например, подчинённым грозили анальные кары от немецкого оккупационного начальства, он мог спокойно послать это самое начальство в пешее эротическое путешествие и продолжать спокойно работать. ИЧСХ, срабатывало. Видимо, немцы были под постоянным впечатлением от масштаба личности начальника Усташесткой oбороны. В совсем уж вопиющих случаях приходилось идти на хитрость. Так, показательна история карьерного взлёта Мирослава Филиповича, капеллана и монаха-францисканца, которого немецкая военная полиция взяла за жопу буквально непосредственно в процессе приготовления гурятины из десятилетних детишек. Святого отца сначала долго судили, всячески пытаясь доказать его невиновность, но показания арестовавших его тевтонцев перевесили. Конечно же, Векославчик не мог остаться в стороне, когда погибала такая интересная личность. Он потребовал перевода Филиповича в Ясеновац, сначала на правах заключённого, а спустя несколько символических недель и вовсе освободил, сменив в документах имя на Томислава Майсторовича и назначил комендантом одного из вспомогательных лагерей системы Ясеновац. В лагере святому отцу очень понравилось —— в частности, он любил, отобрав младенцев у десятка-другого матерей под предлогом католического крещения, наделать из них сначала отбивных, а потом понасаживать на любовно заготовленные заранее колья.
Вообще, способы умерщвления ближнего своего в лагерях практиковались самые разные — от цивилизованных расстрелов и газенвагенов до разрезания испытуемого на куски заживо и поедания этих кусков у него на глазах, иногда даже без предварительной термической обработки. Про вырезание эмбрионов из беременных тётенек и прочую половую ёблю с элементами БДСМ анонимус даже не считает нужным упоминать. Много зэков, особенно детей, умерло от самого банального голода. Например, в фильтрационном лагере Даница зэков разбивали на группы по 14 рыл и выдавали в день по буханке хлеба на группу. Естественно, зэки довольно быстро закончились.
Но самыми меметичными инструментами сербовыпила, ну и всех прочих выпилов заодно, были серборез и сербомолот.
Серборез и сербомолот
В процессе функционирования концлагерей выяснилось, что клиентов было слишком много, и персонал сильно уставал на работе.
Поглавник молодого государства не остался глух к нуждам подчинённых и запилил конкурс на создание наиболее эргономичного девайса, призванного максимально облегчить процесс набора фрагов. Согласно ТЗ, убиваемый при этом не должен был иметь возможности отбиваться — технология приведения клиента в подходящий для обработки вид у будущих труженников ножа и молота была уже отработана.
Победителем того конкурса стал серборез. Он представляет собой изогнутый клинок различных модификаций, прикреплённый к кожаной рукавице без пальцев. Сам клинок каноничной формы не имел и мог варьироваться от переделанной косы до качественных фабричных клинков длиной более 30 см. Прототипом послужил «Нож для снопов», выпускавшийся расово немецкой фирмой Sollingen аж с 1926 года. По его образу и подобию они изготовили и спецзаказ для хорватского правительства. Такой нож имел надпись «Gräwiso» на рукавице, что и дало особо политкорректным пользователям повод называть его «нож грэвизо».
Основное достоинство сербосека — оператору не требуется прилагать много усилий для достижения оптимального результата, при некоторой сноровке бывает достаточно лёгкого движения руки. Кроме того, закреплённый таким образом клинок не становится скользким от кровищи — уронить его, тем самым снизив темп работы, практически невозможно. И, хотя в боестолкновении нож для снопов практически бесполезен, он отлично подходит для перерезания глоток связанных или просто обессиленных людей, плотно пригнанных друг к другу.
А ещё сербомолот был красиво простёбан Дэдпулом в одноимённом слэшере, фразой: > — Нет, ну что это такое?! Кто ж это в наше время умирает от кувалды?! ЧСХ, произносимой после «скрытного усекновения» очередного несчастного бота парой кувалд. |
Второй инструмент, хоть никаким боком и не относился к объявленному конкурсу, тоже очень полюбился верной боевым традициям предков хорватской молодёжи. Несмотря на то, что сербомолот здорово тяжелее сербосека, махать им явно веселее, а потому его тоже нередко применяли для выпила везунчиков. Технически он представлял собой просто боевой молот. Или не боевой. Или даже не совсем молот. Короче, любой предмет, состоящий из длинной рукояти и тяжёлой металлической рабочей части, часто зазубренной.
Новые девайсы так полюбились персоналу лагерей, что он принялся невозбранно устраивать социалистические соревнования на производительность. Так, абсолютным чемпионом главхорвконцлагеря Ясеновац, а заодно и национального турнира, стал талантливый молодой спортсмен и по совместительству опять-таки францисканец Петар Брзица. По разным оценкам, его рекорд составил от 1300 до 1360 фрагов за ночь, за что инициативный работник был премирован именными золотыми часами, жареным поросёнком, денежным вознаграждением и блестящими карьерными перспективами, реализовать которые, правда, так и не сумел. Надо сказать, что Брзица оказался победителем по жизни и ловким сукиным сыном, после войны сумев сдриснуть в Пиндостан, где и подавился мацой ориентировочно в 2007 году, в возрасте 90 лет. Впрочем, ничего о жизни спортсмена между этими двумя событиями неизвестно. Ну, кроме того факта, что заокеанские масоны отказались выдать талантливого и расторопного умельца коммунистической Югославии.
Есть мнение, что рекорд мог бы быть и больше, принадлежа в таком случае другому спортсмену, Жиле Фригановичу. Он уверенно шёл к планетарному первенству, но был сбит с панталыку пожилым герцеговинским колхозником, который за это, конечно, поплатился ушами, глазами, вырезанием сердца заживо и сбрасыванием в шахту, но зато после операции Фриганович был полностью деморализован и пребывал в таком состоянии, как минимум, пару лет.
Сам Лубурич, даром что целый начальник государственной пенитенциарной системы, тоже не брезговал иной раз простой надзирательской работой, однако его личные рекорды на этой ниве от стахановских были совсем далеки и не превышали 130 фрагов за сеанс. Впоследствии он любил потроллить этими цифрами жену.
Человек-оркестр
К 1942 Векослав Лубурич стал настолько меметичен, что поглавник решил подкинуть ему ещё работы и выдал в распоряжение вновь созданное подразделение внутренних войск. К обязанностям новоиспечённого майора добавилась зачистка региона реки Дрины, то есть родных для сабжа мест от разного рода монархистов, коммунистов, антифашистов, сербов, евреев, цыган и всех прочих несогласных. В общем, вендетта Векослава вышла на качественно новый уровень, а сам он медленно, но верно превращался в универсального человека-оркестра. И всё было неплохо, пока сабж не расстрелял одного ополченца-добровольца, залупнувшегося было бунтовать против лубуричевых методов ведения войны.
Остальные добровольцы пришли в крайнее негодование, и поднятое ими бурление говн в конце концов дошло до немецкого командования, которое давно уже тихо охуевало от дринских художеств Лубурича и искало повод взять его на цугундер. Только благодаря вмешательству поглавника, убеждавшего оккупантов, что один Лубурич для функционирования НГХ полезнее сотни университетских профессоров, Векославчик отделался несколькими неделями домашнего ареста и гарнизонной тюрьмы.
Выйдя на свободу с чистой совестью, сабж с новыми силами приступил к работе, где его ждали лулзы в виде заключённого Владко Мачека, лидера хорватской крестьянской партии, но, к несчастью для себя, убеждённого антифашиста и пацифиста. Лубурич уважил патриота и не стал отправлять его в основной лагерный быдлозагон, а, наоборот, перевёл под домашний арест. В какой-то момент, когда титовске партизаны подошли вплотную к родному мачековскому селу, Векославчик поместил арестованного аж на свою служебную квартиру в Загребе, где жили его мама и две сестрёнки. Позже Мачек вспоминал, что хоть Лубурич и был няшенькой, никаких иллюзий относительно него он, Мачек, не испытывал.
Разместив ценного заключённого с комфортом, сабж отправился обновить майорскую форму и всё-таки хоть немного повоевать. У него под началом был отряд в полторы тысячи, впоследствии разросшийся до 7000 готско-хорватских расовых орков, которые принесли на левый берег Дрины матюки, мясо, убийства и голые сиськи. За всё это Лубурич получил правительственные награды и рыцарское звание.
Летом 1943 года вендетта Векослава перестала доставлять лулзы оккупационному
командованию, и сабж был вынужден разнообразить себе жизнь ролевыми играми. В качестве антуража был выбран небольшой городок Шабац недалеко от тюрьмы Лепоглава, где содержались расово верные, но политически неграмотные граждане, а в качестве персонажа — простой хорватский человек с простым хорватским именем Матия Бан. Целью игры было как можно интереснее и увлекательнее провести несколько месяцев домашнего ареста, который немецкие цивилизаторы в очередной раз вкатили сабжу за излишнюю активность. В конце концов командование сжалилось и разрешило Лубуричу больше не совмещать простую и незамысловатую сельскую жизнь с удалённым руководством системой концлагерей и продолжающейся зачисткой левого берега Дрины, а вернуться к нормальному режиму работы. Закончилась вся эта история внезапно присвоением Лубуричу утешительного приза в виде звания полковника.
Сараево
В феврале 1945 года поглавник решил поощрить сабжа за высокий профессионализм и творческий подход и выдал ему на растерзание немаленький по местным меркам город. Когда жители Сараева узнали, кого именно любимый вождь и учитель определил к ним военным комендантом, они так обрадовались, что перестали выходить из домов без крайней необходимости, а особо предприимчивые граждане и вовсе переселились в давно не используемые бомбоубежища. Как показалии дальнейшие события, такого рода предосторожности вовсе не были чрезмерными.
Лубурич имел задачей уничтожить на корню малейшие проявления лояльности к подбирающемся к Сараево титовцам, а заодно и довыпилить недовыпиленных ранее ЕРЖ. И если с выявлением ЕРЖ всё было относительно просто — «тех, кто кушает мацу, узнаю я по лицу» — то с прочей крамолой предстояло повозиться. И тут сабж в очередной раз проявил задатки эффективного менеджера — процитировал подчинённым Арнольда Амальрика: «Caedite eos! Novit enim Dominus qui sunt eius». Всё вместе это мероприятие называлось солидно и не без претензии: «Военный Суд коменданта полковника Макса Лубурича».
Для нужд суда сабж отвёл себе просторную виллу в центральной части города, в которой ещё с 1941 года действовал лагерь смерти. Заведение сараевцы не без трепета прозвали «Виллой Лубурича». Всего суд просуществовал около 36 суток, за это время через него прошли до 370 человек. Официально полковник приговорил к смертной казни всего менее сотни везунчиков, а остальные лузеры препровождались в просторную пыточную, которую сабж обустраивал лично и где подолгу отводил душу.
В конце концов к середине марта ситуация на фронте предсказуемо ухудшилась до состояния полного пиздеца, и Лубурич был спешно отозван в Загреб думать думу. По доброй балканской традиции самолёт сабжа врезался при посадке в скалу, но везучий сукин сын отделался только сотрясением мозга.
6 апреля на главной улице освобождённого Сараево титовские партизаны обнаружили 55 повешенных, причём один американский журнализд, очевидец освобождения, утверждал, что повешены они были на колючей проволоке. На заднем дворе Виллы Лубурича нашли здоровенную яму с гурятиной. При ближайшем рассмотрении гурятина оказалась останками примерно 400 человек.
Как поссорились Векослав Любомирович с Анте Милановичем
Безответная любовь к поглавнику была одним из основных рабочих качеств сабжа. Началось всё с того, что Векославушка был юн, маргинален и националистически экзальтирован, а поглавник был простым доктором права Анте Павеличем, выпертым из КСХС за радикальные убеждения. На эту тему будущий поглавник принялся невозбранно засирать мозги школоте с помощью политических прокламаций. Ещё будучи представителем той самой школоты, в свободное от вынашивания кровожадных планов время Векославушка мечтал встать под знамёна Павелича и всячески тянулся к идеалу. Эта идиллия продолжилась и в Янка-Пусте, где поглавник в конце концов разглядел в Лубуриче такие неоценимые достоинства, как преданность идеалам борьбы, высокую партийную дисциплину, революционную и бытовую беспощадность — и ввёл в свой ближний круг. Вообще, Лубурич был крайне полезным специалистом, с энтузиазмом и, более того, эффективно делая работу, которой остальным заниматься было западло. За исключением того факта, что титовские партизаны периодически освобождали концлагерь-другой, в целом система уверенно вышла на самоокупаемость, и поднимать экономическую эффективность родной военной промышленности с помощью зэков мешало только весьма слабое развитие этой самой промышленности. Как бы то ни было, к лету 1943 года лагеря смерти были единственным сектором экономики НГХ, который функционировал хоть как-то.
Резкий карьерный взлёт сабж поимел одновременно с тем самым домашним арестом на 8 месяцев после активного участия в расследовании и выпиле заговорщиков против Павелича в 1943 году. Эта история усилила доверие поглавника к Лубуричу, а ко всем остальным приближённым — наоборот. Павелич переподчинил Векослава себе лично в обход МВД, за богатырское сложение ласково прозвал его «маленьким разбойником» и фактически назначил карманным злодеем, потому что у каждого уважающего себя диктатора должен быть злобный карлик, на которого можно свалить любую лажу. Лубурич против этого вовсе не возражал, а наоборот, неизменно и с огоньком выполнял любые деликатные поручения любимого сюзерена.
Крижари
После сараевского разгула под командование сабжу дали армейское соединение из трёх дивизий, оборонявшее последние рубежи сопротивления. В результате Лубурич таки получил армейское звание, причём сразу генерала. В апреле же сербские монорхизды инициировали переговоры с усташами по совместным действиям против титовских партизан, при этом с хорватской стороны переговорщиком выступал Лубурич. Видимо, вендеттой он к тому времени уже насладился сполна, потому что переговоры увенчались успехом. Однако этот противоестественный альянс уже не мог спасти положение, и всю компанию распидорасило наступающими коммунистическими ордами.
Тут-то поглавник и явил Векославчику своё истинное лицо. Подписав капитуляцию НГХ, он в ночь на 7 мая 1945 назначил Лубурича верховным говнокомандующим хорватскими вооружённым силами, после чего немедленнно сложил с себя все полномочия и бежал в Аргентину. Но настоящие рыцари не сдаются! Вместо того чтобы, подобно прочим братьям по оружию и по партии, признать поражение и дать коммунистам спокойно выпилить себя в Блайбурге, Лубурич решил вспомнить молодость и отступил вместе с остатками своих орлов в австрийские Альпы, откуда отправился прямиком на родину, партизанить в горах.
К концу лета 1945 в бывшем НГХ активизровалось несколько полевых командиров, включая сабжа. Сами себя они называли крижарями (крестоносцами) и развели вполне годную горную партизанскую войну против коммунистической власти. Та сама была не дура попартизанить, но пламенным хорватским патриотам до поры до времени помогали родные горы, и до 1947 Лубурич проводил время на свежем горном воздухе, постреливая и покидывая гранаты в сторону красных орд и им сочувствующих. В конце концов красные орды всё-таки подстрелили витеза, но на этом их достижения в деле поимки сабжа и закончились. Отлежавшись и немного подлечившись, Лубурич осмотрелся, понял, что все полимеры просраны, а здоровье уже не торт, и решил съебать от греха подальше в благополучную Европу.
Крижари же, хоть и осиротевшие, продолжали скакать по горам аж до 1952 года. Впрочем, кажется, лавры Хироо Оноды так никого из них и не прельстили.
А что после?
Для начала сабж вспомнил об оставшихся в Венгрии друзьях-колхозниках и на некоторое время обосновался под Будапештом. Там окончательно пришёл в себя и понял, что Венгрия ему всё-таки не нравится. В тот период среди бывших нацистов стали остроактуальными так называемые крысиные тропы — маршруты, по которым представители католической церкви и прочие фоннаты контрабандно переправляли бывших эсэсовцев, усташей и других подобных персонажей в толерантные местности вроде Аргентины и США. Туда Лубуричу не хотелось, и он скромно удовольствовался франкистской Испанией, куда добираться пришлось через Францию. В процессе витез некоторое время работал простым шахтёром, потому что обналичить вагон лута во Франции было решительно невозможно, a ЖРАТ хочется всем, даже рыцарям и военным преступникам.
Жизнь в изгнании
Испания встретила сабжа распростёртыми объятиями и тюрьмой для перемещённых лиц. К тюрьмам Лубуричу было не привыкать, содержание было вполне приличное, да и продлилось недолго. Объятия Испании раскрывались перед обновлённым витезом всё шире и шире — он легко получил политическое убежище, не особо даже скрывая настоящее имя, наладил свой маленький гешефт по разведению домашней птицы (так сказать, перемещение по горизонтали), а потом и организовал собственную террористическую организацию, Хорватское Национальное Сопротивление, конечной целью которой был опять-таки развал Югославии и запил собственного хорватского государства с блэкджеком и шлюхами.
Основными статьями дохода ХНС были рэкет, вымогательство, заказные убийства и угон автомобилек. Полученные с этого деньги витез употреблял на благое дело бомбового терроризма, направленного на югославские посольства в разных странах, как правило, безуспешного. В качестве прикрытия Лубурич завёл себе фэйковое имя и типографию, где невозбранно печатал собственные прокламации и хорватскую патриотическую литературу.
Совершенно не стесняясь собственного усташеского прошлого, сабж, тем не менее, сделал ставку на привлечение в ряды своих сторонников новых людей. Целевой аудиторией стали все хорватские эмигранты, включая разочаровавшихся в коммунизме бывших титовских партизан. Всё-таки Лубурич был няшкой и, прекрасно это зная, атаковал аудиторию каваем, произнося при этом правильные слова в том духе, что усташи ваши — это всё фигня и лажа, и даже сербов вырезать не обязательно, а думать надо о родине, о благополучии Хорватии надо думать, братья. Эта психическая атака возымела мощнейшее действие, и довольно скоро вокруг Лубурича, кроме ХНСовцев, собралась ещё и вся хорватская эмигрантская тусовка, включая довоенные экземпляры.
В этот же период сабж окончательно рассорился с Павеличем. Началось всё с того, что пригретый Хуаном Пероном поглавник дал интервью аргентинскому телевидению, из которого следовало, что он, Анте Павелич, был добрым, справедливым и благородным правителем, да вот беда — пригрел на груди змея, который, никому не сказавшись и не получив письменного разрешения, развёл у себя в лагерях чёрт знает что, за что он, Анте Павелич, отвечать решительно не желает. В тот раз Лубурич обиделся, но виду не подал. Следующий демарш поглавника относился к тому, что они с сабжем по-разному понимали послевоенные цели и задачи движения: Лубурич был против сербов, а Павелич — против коммунистов. В 1956 году, начитавшись лубуричевых высеров, поглавник отлучил витеза от движения. На это сабж пожал плечами, публично обозвал Павелича предателем и высказался в духе «не больно-то и хотелось».
Мировое усташество немедленно разделилось на два лагеря, притом к Павеличу, дискредитировавшему себя эмигрантской дружбой с бывшим югославским королевским премьером Миланом Стоядиновчем, общим поражением НГХ и некрасивым поведением относительно бывшего соратника, присоединилось меньшинство. Большинство же уверенно сплотилось вокруг няшки Лубурича, к тому моменту подлечившего нервный тик и отрастившего себе ещё более сильную харизму и ореол героя-партизана-подпольщика без страха и упрёка.
Продолжалось это противостояние ещё три года, пока поглавник не умер в мадридском госпитале от последствий острого свинцового отравления, которое за несколько лет до того ему обеспечил один неугомонный и подбадриваемый югославскими спецслужбами четник. Мировое усташество немедленно пустило слух, что и тут подсуетился сабж, и заозиралось на витеза с ещё большим трепетом, чем раньше.
Молот возмездия
Жизнь у сабжа совсем наладилась, пора было подумать и о личном. В 1952 году Лубурич женился на испанке Изабелле Эрнайц, родившей ему четверых детей. Созданная ячейка общества представляла из себя эталонную испанскую семью: во всех отношениях благопристойную, набожную и ориентированную на размножение. А тот факт, что в обычной испанской семье сеньора Висенте Переса Гарсии и сеньоры Изабеллы Эрнайц де Перес Гарисиа детей зовут такими традиционными испанскими именами, как Домагой, Дрина, Векослав и Мирослава, мало кого взволновал. Кстати, имена детишек великолепно иллюстрируют масштабы папиного ЧСВ: Домагой — один из позывных Лубурича, с Дриной и Векославом Векославичем и так всё понятно, и только младшенькую Мирицу сабж назвал в честь своей утонувшей в нежном возрасте сестры.
Впрочем, на семейном поприще у сабжа вышел прокол: будучи не в состоянии сдерживать собственную темпераментную природу, он временами практиковал целительный сюткинизм, да так задорно, что сеньора Изабелла в конце концов потребовала развода. С другой стороны, для католической Испании эта история была совершенно рядовая — папа отсудил детей себе и переехал в соседний Мухосранск, где и сдал всех, кроме маленькой Мирославы, в католический интернат. После безвременного выпила сабжа сеньора Изабелла вернула детей и строго-настрого запретила им общаться с папиными друзьями. |
В середине 1960-х пламенные речи витеза достигли Балканского полуострова, а конкретно ушей местной кровавой гэбни (УГБ СФРЮ). Угэбня обрадовалась Лубуричу, как родному, потому что этот эпичнейший персонаж, по всем параметрам заслуживший индивидуального подхода, до сих пор оставался необработанным.
В целях восстановления справедливости в Испанию был заслан казачок Илия Станич. Мякотка заключалась в том, что Станич был сыном одного из лубуричевых крижарей, погибшего ажно в 1951 году, и заодно крестником самого Лубурича. УГБ умело делать предложения, от которых невозможно отказаться. Как бы то ни было, Станичу довольно легко удалось втереться в доверие к генералу, который, похоже, с возрастом становился сентиментален. Постепенно Илия стал доверенным лицом витеза.
Лебединой песней Лубурича стало его выступление 1968 года, посвящённое годовщине образования НГХ. Пиратские записи разошлись по фанатам и даже проникли в СФРЮ. Угнетаемые титовской диктатурой югославские хорваты, из тех, кто не сидел в Ясеноваце и других подобных заведениях, частично даже повелись на слезливую речь о том, как витез кожну хвылыну, кожну хвылыну жил и дышал исключительно ради Хорватии, о матерях-старушках, оставшихся без кормильцев и пенсий, о погибших за свободу героях, о довлении Белграда и о том, какие сербокоммунисты нехорошие. УГБ схватилась за все свои головы разом и стала спешно готовить план выпила Лубурича.
Не без сложностей план был воплощён 20 апреля 1969 года. К тому моменту Лубурич жил с 14-летним сыном Домагоем и Станичем, которого считал чем-то средним между денщиком, адъютантом и, по-видимому, приёмным сыном. В то утро Домагой убежал по своим делам, а генерал щёлкнул пальцами и потребовал принести себе кофе, никак не ожидая, что верный адъютант приправит его неким белым порошком. В итоге склонившийся над кухонной раковиной Лубурич был, по доброй усташеской традиции, пристукнут молотком, завёрнут в ссаные тряпки и запихнут под ближайшую кровать, где и умер спустя пару часов, не приходя в сознание. Илия спокойно дозавтракал, вытер кровищу, сел на такси и уехал в Барселону, после чего бесследно исчез.
Обнаружили сеньора Висенте на следующее утро работники типографии, располагавшейся в подвале дома, когда ничего не заметивший Домагой, встав с той самой кровати, уже ушёл в школу, зато в помещение типографии закапало чем-то красным.
Альтернативная версия. Сам Станич, внезапно обнаружившийся в 2005 году в многострадальном Сараево, утверждает, что действительно должен был убить Лубурича описанным способом, однако не успел: его опередили конкуренты. Скорее всего — врёт. Несколько лет назад испанцы запилили документальный фильм обо всей этой истории, в конце которого Станич стоит на могиле генерала и трогательно просит у него прощения. Учитывая сеттинг и текущую политическую обстановку, вполне понятно его желание покаяться в том, чем раньше можно было гордиться.
Интересные факты
- У сабжа была сильно младшая сестрёнка Нада, 1926 года рождения. В 1941 году Векослав трудоустроил её охранницей в Ясеновац, а потом выдал замуж за подающего надежды сотрудника Динко Шакича, которого вскоре назначил комендантом лагеря. Девушка оказалась достойной великого брата и прославилась небывалой жестокостью. Фрагов на ней числится больше, чем, например, на Ирме Грезе.
- Другой среднеблизкий родственник сабжа, Любомир Милош, состоял в Ясеноваце на командных должностях. Похоже, Векослав трудоустроил его по принцпу «я и мой брат-дебил». Именно Милош заменил выбывшего из строя Лубурича в 1947 году. Результат немного предсказуем — не прошло и года, как Любо поймали и повесили титовцы.
- Во время второго акта Мерлезонского балета популярность сабжа и усташей вообще среди хорватских бойцов взлетела до небес. Тенденция продолжилась в 2000-е, когда именами этих деятелей назывались улицы, а сами активисты получили статус национальных героев. В этот период сабж стал одним из двух самых любимых в народе персонажей того периода. Есть мнение, что сейчас, когда официальный усташешлик поутих и вспоминают о сабже сотоварищи только совсем упоротые фоннаты, именно Лубурич лидирует в рейтингах усташей.
- Алсо, некоторые не столь радикальные личности считают сабжа сербом или черногорцем мотивируя это тем, что благородный хорватский народ такого говна родить не мог.
- У Лубурича обнаружился внук. Достойный продолжатель династии, военный специалист. 1975 года рождения. Зовут Максим Лубурич. Родился и вырос в Испании. Служил сначала в испанской гражданской гвардии, потом в КФОРе. Публично гордится дедушкой при каждом удобном случае и всем доказывает, что дедушку оклеветали титовские людоеды, которые сами всё это в Ясеноваце и учинили после войны. Отака хуйня, малята.
- Будущему диктатору на заметку: Лубурич (и большинство его подчинённых) — это великолепная иллюстрация того, какие результаты даёт грамотная работа с правильно замотивированными подростками.
Фотогалерея
|
Видеогалерея
Добавьте видео в галерею показать еще скрыть |
См. также